ВСТРЕЧИ СО ЗНАМЕНИТЫМИ УЧЕНЫМИ

Начиная с 56-го года, вся моя научная деятельность велась совместно с аспирантами, которые в основном набирались из числа выпускников кафедры оптики и спектроскопии. О первом моем аспиранте, В.Зимине, я уже писал. Это был один из моих лучших аспирантов, с которым я создавал свой метод расчетных графиков. Опубликованная нами совместная работа по учету влияния фона на наклон градуировочных графиков легла в основу метода. Далее наши пути разошлись. Володя увлекся процессами в конденсированной искре и на этом материале построил свою кандидатскую диссертацию. Я же занялся исследованиями интегральных характеристик излучения и поглощения оптически плотной плазмы и, в частности, коэффициента реабсорбции спектральной линии, результаты которых легли в основу моей докторской диссертации.

За 50 лет творческой жизни в двух университетах и двух крупных оборонных заводах я сталкивался с рядом выдающихся ученых. С некоторыми достаточно близко, а с другими не очень – слушая лекции, общаясь на съездах и семинарах. Мои впечатления весьма фрагментарны из-за отдаленности фактов по времени и случайности самих встреч.

Начну в хронологическом порядке.

Орест Хвольсон

Орест Хвольсон –известный ученый - физик конца XIX и начала XX столетий. Им написан капитальный учебник по физике на русском языке в четырех толстых томах по всем разделам физики того времени, богато иллюстрированный рисунками, графиками и таблицами. Он был блестящим экспериментатором в области электричества и магнетизма.

Мне удалось видеть Хвольсона, к сожалению, лишь на смертном одре. Я только поступил в ЛГУ, в 1934 г., и в начале учебного года направился в Главное здание университета на первый этаж за документами. Поднимаясь дальше на второй этаж, и не имея при этом никаких целей, я, на площадке между первым и вторым этажами, увидел гроб с покойником. Это был О. Хвольсон. Лицо покойника, как обычно, было серо-желтого цвета. Голова была полностью лысая, нос с горбинкой, и, как мне тогда показалось, лицо его было монголовидное с резко выраженными скулами. Тело было крайне маленьким, как бы съежившимся от холода. Я не обращал внимание на окружающих покойника людей, ибо впервые я узнал имя Хвольсона и увидел его, увы, лишь мертвым. Позже, когда я держал в руках один из его толстых томов, в моих глазах вставал виденный мною образ ученого. Мне казалось удивительным, как этот маленький человек мог написать столь огромный труд по физике.

Нильс Бор и Абрам Иоффе

Я не общался с Бором и не беседовал с ним, а только слушал его лекцию. В первый же месяц моей учебы, гуляя по берегу Невы, я заметил небольшое объявление на входе в здание АН СССР, которое расположено перед университетом. В этом объявлении сообщалось, что выступит профессор Н.Бор с лекцией. Я решил посетить эту лекцию, и занял место, недалеко от сцены. Вышел Бор, в сопровождении незнакомого мне тогда человека. Бор тут же начал свой доклад на немецком языке, а сопровождающий его человек выступил в роли переводчика. Позднее я узнал, что это был Абрам Федорович Иоффе, основатель физической школы в СССР, основатель физтеха в Ленинграде и многих городах Союза, основоположник теории полупроводников, ученый и организатор науки. У Бора была большая голова с крупными чертами лица. По его внешнему виду трудно было предположить о его величии, как ученого. Никаких иллюстраций и формул, как мне помнится, во время лекции он не использовал. Только позднее, на третьем курсе, я понял, на лекции какого гиганта науки мне довелось присутствовать. Он был крупнейшим ученым мира, основателем квантовой теории, перевернувшей наши представления о природе. Так, например, на базе его постулатов, был объяснен спектр атома водорода.

Сергей Фриш

Сергей Эдуардович Фриш - крупнейший ученый в области атомной спектроскопии. Он написал много книг, но лучшая из них – «Оптические спектры атомов». Эта книга стала настольной для каждого спектроскописта. Фриш был научным руководителем моей курсовой работы, и я с ним, естественно, часто сталкивался на протяжении всей учебы на 4 и 5 курсах и несколько лет после войны, когда он был главным редактором авторитетного журнала «Оптика и спектроскопия».

Лекции Фриш читал монотонно, не повторяя сказанного, слова лились из его уст гладко, как лента изо рта китайского фокусника. Его узкое продолговатое лицо не меняло своего выражения на протяжении всей лекции. Он был высокого роста, всегда одет в строгий костюм, очень редко улыбался. Мои встречи с ним были, как правило, непродолжительными. Припоминаю, что на экзамене, как мне казалось, он дремал, и, пользуясь этим, я при выводе сложной формулы, пропустил несколько больших кусков, поскольку забыл их. Он оживился лишь к концу, и, не задав ни единого дополнительного вопроса, вывел в зачетной книжке «пять». Мне казалось, что он мне почему-то доверял.

Особенно часто я встречался с Фришем после войны по поводу отклоненных редакцией моих статей. Он принимал меня всегда доброжелательно, откладывая все свои дела. Как правило, мне часто удавалось убедить его в своей правоте и напечатать статьи в его журнале. Он даже согласился напечатать мою дискуссию с известным спектроскопистом – теоретиком Н.Преображенским. Эту дискуссию я затеял с ним по одному принципиальному вопросу, связанному с реабсорбцией спектральных линий в плазме.

В 1942/43 годах он был эвакуирован из блокадного Ленинграда в Казань. Я стоял на широкой лестнице физмата (физмат тогда располагался в главном здании университета), когда мимо меня пронесли на носилках невероятно бледного и худого Фриша. Самостоятельно он передвигаться не мог. Он узнал меня и слабо улыбнулся. После войны он вернулся в Ленинград и еще долго работал, совмещая разные должности.

Михаил Ельяшевич

Михаил Ельяшевич – известный ученый – спектроскопист. В отличие от Э.Фриша он интересовался не только атомными, но и молекулярными спектрами. Его главный труд называется «Атомная и молекулярная спектроскопия». Вместе с Б.Степановым и М.Волькенштейном им также издан трехтомник по теории расчета межмолекулярных взаимодействий.

Когда я начал свою учебу в ЛГУ, М.Ельяшевич, будучи ассистентом кафедры, самостоятельно лекций не читал, а вел семинарские занятия по электричеству и магнетизму. Мне запомнилась единственная в моей зачетке оценка «1», полученная мною (и рядом других студентов) за невыполненное домашнее задание. Позднее, М.Ельяшевич со своими друзьями, крупными учеными Б.Степановым и М.Волькенштейном, переехали в Минск и создали там свою школу по спектроскопии. С М.Ельяшевичем я встречался в Минске и на различных съездах, конференциях и семинарах по спектроскопии.

М.Ельяшевич дал согласие быть оппонентом по моей докторской диссертации, но при условии, что он не приедет непосредственно на защиту (в то время, как, впрочем, и сейчас, существовало Положение, согласно которому один из трех оппонентов может не явиться на защиту; он должен быть заменен доктором наук из местных). Однако Председатель Ученого совета по защитам диссертаций проф. С.Альтшулер посчитал более целесообразным использовать организацию, где работал М.Ельяшевич в качестве головной. К сожалению, мы получили отказ из Минска под предлогом, что тема моей диссертации не совпадает с их научным профилем. Так оборвалась моя связь с М.Ельяшевичем, которого я считал своим наставником в ЛГУ.

В творческом плане М.Ельяшевич был очень активен. Он часто выступал на съездах по спектроскопии. Речь его была часто путанная, но смысл докладов я почти всегда улавливал.

Михаил Волькенштейн

Михаил Волькенштейн присутствовал на всех конференциях по спектроскопии, которые регулярно созывались один раз в два года. Он либо председательствовал на одной из секций, часто чередуясь с Г.С.Ландсбергом, либо был активным слушателем. М.Волькенштейн был красивым мужчиной с пышной черной шевелюрой. В качестве председателя он быстро улавливал суть докладов и не успокаивался, пока не добивал своими вопросами докладчика. Иногда он разъяснял докладчику истинное содержание результатов, демонстрируемых докладчиком. Было очень интересно и поучительно слушать эти дискуссии. М.Волькенштейн, а также Г.Ландсберг, были заглавными фигурами каждого съезда, конференции или семинара по спектроскопии.

Однажды М.Волькенштейн заявил, что отходит от спектроскопии и переходит в биологию. По-видимому, рамки спектроскопии были для него уже чрезмерно узки. Примерно через 10 лет он уже выпустил учебник по биологии, который был высоко оценен специалистами и стал настольной книгой для многих биологов.

И странно было видеть мне этого красавца в Казани, когда уже на склоне лет он приехал в качестве оппонента одной диссертации. Он заметно похудел, его лицо стало бледным. Густая черная шевелюра превратилась в седой клок волос. Я узнал его по черным блестящим глазам. Он никого не знал в Казани, и меня попросили встретить его. Он узнал меня, по-видимому, по тому, что я часто мелькал перед его глазами на многочисленных семинарах по спектроскопии. Я сопровождал его по Казани и расстался с ним с глубокой грустью в сердце.

Григорий Ландсберг

Григорий Ландсберг, открывший вместе с Мандельштамом независимо от Рамана (Индия) явление комбинационного рассеяния света, был крупным физиком - оптиком. Его капитальный труд «Оптика» уже на протяжении многих десятилетий является важнейшим учебником в данной отрасли науки. Крупный организатор, он бессменно руководил научным Советом по спектроскопии. Неприятности в его биографии были связаны с Ф.Королевым, пожелавшим занять его место в качестве заведующего кафедрой оптики и спектроскопии МГУ. Ф.Королеву помогала атмосфера государственного антисемитизма, царившая в то время. Вскоре Г.Ландсберг потерял кафедру. Ф.Королев, желая показать, что он не антисемит, загорелся любовью ко мне и всячески помогал мне продвигаться по научной стезе. Помимо его согласия быть оппонентом по моей докторской диссертации, о чем я подробно уже писал в моей автобиографической книге «Краткие очерки биографии», он не пропускал ни одного праздника, чтобы не прислать поздравительную открытку.

Однако вернемся к Г.Ландсбергу. Я писал о его деятельности в годы войны в упомянутой выше книге. Я всегда чувствовал его поддержку на протяжении длительного времени.

Сергей Мандельштам

Сергей Мандельштам – сын крупнейшего оптика Леонида Мандельштама (как я выше упоминал одного из авторов открытия явления комбинационного рассеяния света). В отличие от отца, С. Мандельштам, на мой взгляд, не внес крупного вклада в науку, за исключением исследований сплошного спектра Солнца. Его скорее следует считать интерпретатором – спектроскопистом. Зато он был незаурядным организатором науки. После Г.Ладсберга он был бессменным председателем научного Совета по спектроскопии. Главным детищем С.Мандельштама явился Институт спектроскопии, который обогатил науку новейшими данными. В качестве одного примера можно привести исследования спектров высокоионизированных атомов, в том числе ионов тяжелых элементов.

Ко мне С.Мандельштам относился неровно, то по-дружески, тепло, то сурово. Однако я любил этого человека за его бескорыстие и трудолюбие. О деталях моего отношения к Мандельштаму я подробнее писал в книге «Краткие очерки моей биографии».

Аркадий Мигдал

Кто не знает Аркадия Мигдала – умнейшего человека, часто появлявшегося на телевизионных экранах с популярными лекциями и беседами о науке. Его глубокие лекции, насыщенные яркими афоризмами, нравились очень многим зрителям.

Мое знакомство с А.Мигдалом состоялось в Ленинградском университете, на одной из студенческих вечеринок. Он учился на 4 или 5 курсе, когда мы были еще на первом. Он состоял в гражданском браке с нашей сокурсницей, Викторией, или, как мы ее звали, Викой. Поэтому он появлялся в нашей компании в квартире Всеволода Алперса, родственника Мейерхольда, имя которого было свято и не произносилось вслух. Мне помнится, что А.Мигдал уже в университете носил волосы на косой пробор, в общении с ним чувствовался его недюжинный ум. Вика была прелестной девушкой: тонкая, изящная, она выделялась среди своих подруг. У нее было много поклонников, среди них и мой друг Олег Фирсов. Так длилось довольно долго: Фирсов был влюблен и не отступал ни на шаг от замужней Вики. Между А.Мигдалом и О.Фирсовым была безмолвная вражда. Но здесь Мигдал внезапно отступил, и Вика с Фирсовым поженились. После этого я не встречал Мигдала, только неоднократно слышал о нем лестные отзывы и видел его лицо на экране телевизора.

Олег Фирсов. Олег Фирсов, о котором я подробно писал в моей книге, по окончании университета работал в институте им. Курчатова и там же стал доктором физ.-мат. наук. Он был известным ученым. Каждый раз, когда я приезжал в Москву, я посещал его, и всегда он начинал разговор со мной как будто мы не расставались и, не взглянув на меня, а только чувствуя по каким-то признакам, что это я, продолжал громко высказывать свою мысль, будто только что прерванную. Например, если следовать его логике, то нарушается связь момента электрического поля с чем-то, чего я не запомнил. На его столе всегда было не менее трех докторских диссертаций. Ему ученый мир бесконечно доверял, его часто приглашали в качестве оппонента. В основном, он работал дома. Он соорудил в коридоре турник и увлекся физзарядкой – подтягиваниями и переворотами. Как сказала Вика, это явилось причиной его ранней смерти. Сама Вика тоже любила спорт, но в умеренных дозах. Когда я однажды, уже после смерти Олега, посетил Вику, я обнаружил у нее графики, которыми она пользовалась, где по минутам рассчитано время, когда она должна сделать столько-то шажков по квартире.

Я читал ей свои воспоминания и в любой момент мог услышать: Иес (такова была моя студенческая кличка), прервемся: график! И она начинала свои 10 минутные шаги. Дочь Олега и Вики – композитор. Они с мужем осели в Англии, создали несколько музыкальных произведений.

Владимир Прокофьев

Владимир Константинович Прокофьев был ведущим специалистом в стране по спектральному анализу. Он работал сначала в Ленинграде, в ГОИ, а затем по состоянию здоровья переехал в Крымскую обсерваторию.

Во время войны Прокофьев вместе с ГОИ был эвакуирован в Йошкар-Олу. На протяжении десятков лет до войны и после я был с ним тесно связан. Могу только догадаться, сколько времени он уделил мне. Во-первых, он был оппонентом по моей кандидатской диссертации, и, судя по отзыву, тщательно ее прочитал. Во-вторых, он был оппонентом и по моей докторской диссертации. Он посетил мою лабораторию на заводе и оставил лестный отзыв, в котором писал, что впервые в жизни он увидел как за 10 минут проводится количественный спектральный анализ на 6 элементов и с высокой точностью. Прокофьев был моей любовью, моим строгим наставником. Вспоминается один эпизод. Я получил приглашение в Ленинград на юбилей по поводу шестидесятилетия В.К.Прокофьева. Я выбрал место в верхнем ряду большой аудитории в ГОИ. Заседание началось не с приветствий, а с доклада самого юбиляра "Что такое свет?» Далее были, конечно, приветствия. В конце выступила жена Прокофьева. Она сказала: «Вот вы все отдаете похвалу Прокофьеву, его организаторскому таланту, перечисляете его заслуги в науке, а знает ли кто-нибудь чем питается Прокофьев, как он спит, как отдыхает? Так вот, я могу засвидетельствовать, что Прокофьев нерегулярно питается и ночами плохо спит…» Я не запомнил эту страстную речь, вызвавшую оживление в зале.

В.К.Прокофьеву я обязан всей моей научной карьерой и всегда буду помнить его, как моего любимого учителя.

Рем Хохлов

Рема Викторовича я видел только один раз и вот при каких обстоятельствах. После войны все научные учреждения по инструкции сверху помогали оборонным предприятиям решать научные задачи, возникающие в процессе производства. Помню, например, что на завод N16 неоднократно приезжал проф. Б.Козырев и консультировал нас в области электромагнитных проблем, которые возникали при контроле продукции электромагнитными методами. Точно также ректор университета М.Т.Нужин «заставил» меня помочь КБ «Союз» в области лазерной технологии. Группу лазерного контроля возглавил я, группу зеркал – доц.Тагиров Р.Б., группу расчетов – проф. О.Киселев. В эту работу был включен и Московский университет.

Однажды нас вызвали на основную базу КБ «Союз». К нашему удивлению там собралась небольшая группа специалистов, среди которых мы увидели крупного ученого, ректора МГУ Р.В.Хохлова. Вероятно, он планировал включиться вместе со своей группой в цикл работ по созданию мощного СО2 -лазера. Мы сидели за общим столом, и я мог его хорошо разглядеть. Рем Викторович выглядел лет на пятьдесят, имел тонкие черты лица и коротко стриженную седую голову. Он был известен в научном мире как один из создателей нового направления в физике - нелинейной оптики. Во время беседы Р.В.Хохлов практически все время молчал, и о намерениях московской делегации нам ничего не было известно. После беседы мы фотографировались, и уже на следующий день нам принесли фотографии.

Встреча с Р.В.Хохловым была единственной, поскольку они не приняли активного участия в этом научном проекте. Когда мы узнали о трагической гибели этого талантливого ученого, перед глазами предстал живой образ Рема Викторовича, с которым мы сидели за одним столом и остались запечатленными на фотографии.

П.Ф.Зубец

П.Ф.Зубец возглавлял КБ «Союз». Он был крупным специалистом по газовым турбинам. В военных кругах П.Ф.Зубец ценился как один из создателей ракетной техники. Учитывая близость по химическому составу газовой смеси турбины реактивного самолета с оптимальной смесью лазерной среды СО2-лазера, он хотел создать непрерывный газодинамический СО2-лазер очень высокой мощности. Конечной целью было создание лазерного оружия против летающих объектов противника. К сожалению, в полной мере задача не была решена. Созданный макет занимал по площади целый спортивный зал и использовался для резки и сварки металлов.

Сам П.Ф.Зубец хорошо меня знал и не раз меня довозил на своей машине до дома. Он был добродушным толстяком, низкорослым, с огромной лысиной на круглой голове. Его лицо, с улыбающимися маслянистыми глазами, всегда светилось добротой. Мне было легко с ним работать. Он никогда не повышал голос и был добр ко всем.

Владимир Смирнов. Этот талантливый математик вел у нас на первых и последних курсах общую математику, математическую физику и ряд других математических дисциплин. Его лекции почти слово в слово повторяли его пятитомный курс математики, признанный во всем мире. Их отличала строгость слога и математическая логика, безупречность и аргументация. Но что особенно важно, конспектируя лекции вы как бы повторяете дословно изданные и многократно переизданные знаменитые книги Смирнова. Сам Смирнов читал лекции вдохновенно, перемещаясь вдоль длинной доски от края к краю с мелом в руке. Слушать его было одно удовольствие. Он весь входил в свою роль, и мне казалось, что при такой трате интеллектуальной энергии долго ему не жить. Во время экзаменов он был лоялен, понимая, что во всех тонкостях его сложнейшие курсы одолеть трудно.

Помню госэкзамен по математике. Мне довелось сдавать его Смирнову. Я взял билет и, кроме общих слов, ничего не мог вспомнить. Но при малейшей моей заминке академик был тут как тут. Он подробно и долго разъяснял задачу и почти полностью представлял решение. Я был удивлен, что в конце профессор вывел «5», хотя я принимал малое участие в решении.

В то время, о котором я рассказываю, В.В.Смирнов был очень худым и бледным. Все мы были влюблены в него и очень переживали из-за его больного вида. По окончании университета каждый стремился встретиться с ним. Уже много лет спустя, после войны, мне удалось увидеть своего любимого учителя. Это было невероятно! За столом президиума какого-то научного собрания сидел красивый, полный лицом человек, с сединой в висках. Я сразу узнал его. Это был В.В.Смирнов. Я был крайне удивлен и обрадован, что Смирнов жив и так прекрасно выглядит. Я вспомнил прежнего Смирнова, бледного, с желтизною на худом лице, и мне было бесконечно приятно видеть своего учителя в таком хорошем состоянии.

Д.Я.Мартынов

Безусловно, Д.Я.Мартынов был крупным ученым-астрономом. Недаром его пригласили в Москву на должность директора Всесоюзной астрономической обсерватории. Одно время он был ректором Казанского государственного университета. Этот период времени, как мне помнится, был насыщен всякого рода интригами, наговорами и т.п.

Однажды меня, доцента кафедры общей физики, вызвали к Мартынову с весьма деликатной и в то же время строго секретной просьбой. Я явился к нему в оговоренное время. Когда Мартынову доложили обо мне, он наскоро завершил дела, удалил всех из кабинета и запер дверь на ключ. Мое недоумение возросло, когда он изложил суть своей просьбы. Он порылся в папках своего стола и извлек из них две толстых ученических тетради. Его просьба была весьма скромна: прочесть текст, написанный в тетрадях, и дать свое заключение по ним. Это были конспекты лекций по физике, которые вели два студента. Мартынов обещал факт моего вызова и результаты моего заключения держать в тайне и никому об этом не рассказывать. На этом наша встреча завершилась, и я был свободен. Сам Мартынов был крайне озабочен и мрачен.

Я взял тетради и принялся их изучать, не зная цели всей этой затеи. Это были лекции по физике проф. Ш., которые он читал для студентов физмата (не помню какому курсу). Конспекты были написаны, как обычно, кратко, слова с сокращениями, но формулы, естественно, были выписаны полностью, к тому же я имел возможность сравнить тексты и формулы по двум независимым конспектам. Действительно, я обнаружил ряд огрехов, нелепостей, а иногда просто неправильных формул. Стараясь быть корректным, я мягко указал на замеченные ошибки и вернул тетради Мартынову. Целью всей этой акции был, как оказалось, анализ профессионального уровня проф. Ш. Наличие грубых ляпсусов, непонимание физических законов, все это свидетельствовало о непонимании преподаваемой дисциплины. Финал был предопределен: Ш., совмещающего должность профессора с работой проректора по хозяйственной части, сняли с работы и уволили из университета.

Справедливости ради надо сказать, что благодаря Ш. физический факультет заметно окреп: была создана новая лаборатория горения, новые молодые кадры развернули работы в области полимеров под руководством А.И.Маклакова, создана лаборатория вакуума под руководством Р.Б.Тагирова и др.

Семен Альтшулер

С.А.Альтшулер, безусловно, принадлежал к числу крупных ученых. Совместно с Е.К.Завойским, открывшим явление парамагнитного резонанса, и Б.Козыревым, он внес большой вклад в развитие теории и практического применения этого явления. Это явление дало толчок к открытию ядерного магнитного резонанса, который имеет колоссальные приложения в настоящее время в области практически всех естественных наук.

Я, как член Ученого совета, встречался с С.А.Альтшулером на многочисленных заседаниях по защите диссертаций. Узнав, что я не могу найти подходящего Совета для защиты моей кандидатской диссертации, Альтшулер первым предложил мне создать временный совет на одну защиту моей работы. Соответствующее письмо в ВАК было составлено ученым секретарем совета М.Т.Нужиным, и вскоре было получено такое разрешение. После этого прецедента посыпался град кандидатских диссертаций по физике (до этого в совете шли защиты диссертаций только по математическим темам; по физическим наукам соискатели уезжали на защиты в другие города Союза). Но это не единственный повод для благодарности С.А.Альтшулеру с моей стороны.

Точно также развивались события с моей докторской диссертацией. Первая защита диссертации на соискание ученой степени доктора физико – математических наук с ударением на физику была организована при «кандидатском» совете, руководимом Альтшулером. Опять в состав совета были привлечены специалисты, которые по уговору непосредственно могли не присутствовать на защите. Их было трое: В.Прокофьев, М.Ельяшевич и О.Фирсов. Двое из них (В.Прокофьев и О.Фирсов) одновременно были моими оппонентами. Третьим оппонентом был Ф.Королев из МГУ.

Защита прошла единогласно. После долгих лет мытарств она была утверждена, и я стал доктором физико – математических наук. Эпизод с защитой моей докторской диссертации еще больше сблизил меня с Альтшулером.

С.А.Альтшулер советовался со мной по ряду вопросов. Так, прогуливаясь по коридору университета, он спросил меня как-то, еще в то время, когда мы были кандидатами наук, не повредит ли ему практический характер диссертации, которую он надеется защитить (по акустическому парамагнитному резонансу и его многочисленным приложениям). Он опасался, что ему могут присудить степень доктора технических наук. Не будучи специалистом в этой области и даже не читая его диссертацию, я, исходя из его предыдущих работ, уверял его, что нет никаких оснований волноваться. Диссертацию он защитил в Москве «на ура» и вскоре он возглавил Ученый совет по защите докторских диссертаций. Моя работа была первой докторской диссертацией по физико-математическим наукам в этом Совете.

К сожалению, С.А.Альтшулер умер достаточно рано от рака печени. Помню я посетил его, тяжело больного, за неделю до смерти. Ему отвели в больнице отдельный бокс со спальней и кухней. Мне он успел сказать, что ему очень тяжело. Вскоре появился Е.Кириллов, его постоянный помощник по техническим вопросам, и сообщил ему, что некая «бабка» обещала ему какую-то траву, которая лечит все болезни. С каким интересом он слушал Кириллова, переспрашивая, правда ли это и можно ли ему надеяться на это «последнее» лечение, ибо в средства, рекомендованные ему врачами, он давно перестал верить. Через неделю С.А.Альтшулера не стало. Мир праху его!

Назад – К содержанию – Далее