ГОВЕРЛА Летом 1956 года я решил отдохнуть, отправиться в
какое-нибудь туристическое путешествие по стране. Мне сказали, что во Львове
можно приобрести путевку прямо в городском турбюро. Я поехал во Львов, купил туристическую путевку в Карпаты, по
маршруту Мукачево - Ясиня - Рахов, что на Западной Украине, недавно
отторгнутой от Венгрии. Мукачево, прекрасный городок в предгорьях Карпат,
богат виноградниками и фруктовыми деревьями. На рынке в разлив продавалось
домашнее виноградное вино, правда, довольно кислое. А фруктов - море! В комнате со мной жили два парня из Ленинграда: один
студент, а второй аспирант. Я среди них был уже вполне солидным человеком,
кандидат наук, доцент. В те годы я освоил и читал курсы лекций по атомной
физике и спектроскопии и охотно делился своими знаниями с моими юными
друзьями. Не знаю почему, но они очень привязались ко мне, ни на шаг от меня
не отходили. Я был польщен их вниманием, легко шутил с ними и инициировал
бурные взрывы хохота по каждому пустяку. Первые впечатления от моей туристической поездки связаны с
нашим гидом, крепкого сложения молдаванином, который сопровождал нас во все
походы с неизменной гитарой за плечами. Сейчас его бы называли бардом. Но в
то время это слово еще было незнакомо. Его песни вызывали тоскливое уныние и
даже слезы. Я был с ним очень дружен; я впервые встретился с человеком не
нашей морали и слушал не советские песни. Это была волна западного искусства,
которое нас настигла в те послевоенные годы. Он водил нас по крутым горным
тропам Предкарпатья и непрерывно пел, аккомпанируя себе на гитаре. Однако наибольшее впечатление осталось у меня от похода на
гору Говерла, у подножья которой мы находились. Ее высота над уровнем моря
чуть больше 2000 м. Нам предстояло за один день подняться на 1500 м и успеть
в тот же день вернуться к подножью. Я не имел намерения идти в этот поход. Тем более, что
расписанием он не был запланирован. Но мои друзья по комнате изъявили желание
идти и уговаривали меня: без меня они не хотели идти в этот поход. Я не был экипирован.
У меня не было соответствующей обуви. Но мои молодые друзья все мне сумели
достать. Чуть свет, по одноколейке, по которой возили рабочих, мы
подъехали к подножью горы, откуда обычно начинался маршрут. Мы шли в
приподнятом настроении. Я, как обычно, был весел, шутил по каждому пустяку и
вызывал громкий смех ребят. Но все как-то вдруг изменилось. Недалеко от подножья нас нагнала молодая женщина и
попросила разрешение совершить восхождение вместе с нами. Мы ее охотно
приняли в нашу компанию, не придав этому особого значения. Мы продолжали
весело шагать и, хотя начался крутой подъем и приходилось преодолевать
препятствия на пути - огромные камни и бурелом - мы не снижали темп и не
переставали смеяться и шутить. Мне казалось, что в тот момент я был особенно
остроумен, и мои шутки нравились даже мне самому. Ребята громко смеялись,
одобряя и поощряя меня. Так продолжалось некоторое время, как вдруг, после
сказанной мною очередной шутки, наша спутница заявила, что она не видит в них
ничего остроумного и не понимает, почему ребята смеются. Слова девушки на меня сильно подействовали. Я тут же
потерял интерес к окружающему, замолчал, и ничто не могло теперь вернуть
прежнее веселое расположение духа. Ребята, конечно, это сразу заметили. Они
всячески меня уговаривали не придавать значения словам девушки. Однако я
остался мрачным, глубоко обиженным, и весь остаток пути шел молча, не
реагируя на окружающее. Немного об этой женщине, так, как я ее запомнил. Это была
преподавательница какого-то высшего учебного заведения и тоже из Ленинграда.
Она была хорошо экипирована. Полный рюкзак плотно сидел у нее на спине. Из ее
слов мы заключили, что она была туристкой со стажем:она путешествовала
ежегодно, как правило, одна. Мне запомнились ее загорелые икры ног, короткие
штаны, завязанные ниже колен. Обувь, типа кроссовок, была хорошо подогнана.
Однако лица ее я не запомнил. Почему мне не запомнилось ее лицо? Весь остальной путь мы прошли молча. Лес кончился.
Начались луга, где паслось стадо коров. Начала сказываться усталость. Мы
достигли высоты порядка 1800 м над уровнем моря. До пика Говерлы осталось
всего-то около 200 м. Но тут, по нашей неопытности, мы напились молока,
любезно предложенное пастухами. Я выпил около литра, и меня начало тошнить.
Организм, по-видимому, не мог переварить молоко в таком количестве. Я
вынужден был остановиться и прервать восхождение. Ребята же пошли дальше,
дошли до вершины и, не заставив себя долго ждать, вернулись за мной. После отдыха я пришел в себя и мог спокойно продолжать
путь. Спускались мы гораздо быстрее, чем поднимались вверх. При спуске я
делал большие шаги, перепрыгивал с камня на камень. В один момент я упал и
получил вращательный момент такой силы, что вряд ли самостоятельно мог бы
остановиться, если б не дерево, о которое я стукнулся, разом потеряв и
поступательное и вращательное движение. Короче, за каких-то полтора часа мы
уже были у основания Говерлы. Нашу спутницу мы потеряли по дороге и нисколько
об этом не жалели. Но то, как она испортила мне это путешествие, я запомнил
надолго. Назад – К содержанию – Далее |
|