АСПИРАНТЫ

Начиная с 56-го года, вся моя научная деятельность велась совместно с аспирантами, которые в основном набирались из числа выпускников кафедры оптики и спектроскопии. О первом моем аспиранте, В.Зимине, я уже писал. Это был один из моих лучших аспирантов, с которым я создавал свой метод расчетных графиков. Опубликованная нами совместная работа по учету влияния фона на наклон градуировочных графиков легла в основу метода. Далее наши пути разошлись. Володя увлекся процессами в конденсированной искре и на этом материале построил свою кандидатскую диссертацию. Я же занялся исследованиями интегральных характеристик излучения и поглощения оптически плотной плазмы и, в частности, коэффициента реабсорбции спектральной линии, результаты которых легли в основу моей докторской диссертации.

Я уже писал, что Володя Зимин, на мой взгляд, был блестящим экспериментатором. Для меня он был не только аспирантом. Мы дружили семьями. Его отец, Михаил Петрович, был высокоэрудированным человеком, выдающимся педагогом. Володя был очень скромен, почти застенчив, легко раним, как это видно было из предыдущего, говорил очень тихим голосом. Лекции, которые он читал, были физически грамотные, но без эмоций.

К анализу теоретических проблем излучения и поглощения оптически плотной плазмы я приступил в начале шестидесятых годов вместе с моим новым аспирантом Геннадием Григорьевичем Ильиным. Это был очень сильный студент, лидер небольшой группы друзей, обучавшихся вместе с ним в одной группе: Ильин, Иванов, Дюков. Все они впоследствии прошли у меня аспирантуру и защитили диссертации.

Вместе с Ильиным мы добросовестно изучали модельные теории Коуэна и Дике, а также теорию Бартельса и приступили к конкретным расчетам самообращенных контуров спектральных линий на основе построенных нами моделей. Целью наших работ было создание методов диагностики плазмы: определение электронной концентрации, температуры, концентрации атомов, а также исследование структуры плазмы.

Параллельно с Ильиным другой аспирант из Самарканда, Ибрагим Шайманов, занялся этой же проблемой, но в экспериментальном плане; один - теорией, а другой - экспериментом. Ильин, как теоретик, был моим главным помощником в руководстве не только этим аспирантом, но и многими другими, занимавшимися данной проблемой. Шайманов и Ильин защитили диссертации в один день на одном и том же Совете по защитам диссертаций.

В середине шестидесятых годов Шайманов пригласил нас с женой в Самарканд. В то время узбеки относились к русским, я бы сказал, подобострастно. Были всегда очень любезны и вежливы, но, в свою очередь, получали огромную помощь из России, особенно в деле подготовки научных кадров.

Опишу нашу поездку в Самарканд.

Нас встретили в Самарканде и завезли к Шайманову домой. Мы просили организовать номер в гостинице, но мест в гостинице не было, и первую ночь нам пришлось ночевать у Шаймановых. Шайманов нас ждал. Стол был накрыт различными восточными яствами. Как знатным гостям нам постелили на полу, говорили, что так принято. Хотя подо мною было шесть одеял, было очень жестко, и я долго мучился со сном. Наутро мы решительно настаивали перейти от гостеприимных хозяев в гостиницу. Наши хозяева проявили большую озабоченность. Мы не могли не заметить, как они старались что-либо для нас сделать: бегали, шептались и долго спорили между собой на узбекском языке. Мы догадались, что несмотря на все усилия, получить бронь в гостинице им просто не удается. Тогда я решил действовать самостоятельно. Я пошел в гостиницу и заявился прямо к директору. Представившись как профессор Казанского университета, я тут же получил бронь на отдельный номер. Я понял, что свои, местные, изрядно надоели администрации гостиницы, и им трудно добиться брони.

Итак, наш визит в Самарканд начался. Первым делом Ибрагим познакомил нас с доцентом сельхозинститута, который организовал нам пышные банкеты и встречи на всех уровнях. Однажды нас повезли на машине в деревню, которая специализировалась на виноградарстве. Нас неизменно встречали богатыми столами. Кушанья и питье ставились на устланном ковром полу. Гости также садились на пол. Я насчитал 33 блюда одних закусок. Нас встречали знатные люди колхоза: директор местной школы, председатель колхоза и другие. Каждый считал своим долгом организовать у себя дома богатый банкет с фруктами, пловом, мясом и т.д. Днем нас еще пригласили в поле, где прямо на земле был устлан ковер и нас угощали снедью. В порядке исключения, нам с Цилей дали ложки. Остальные же ели мясо и плов руками из одной миски. Я заметил про себя, что у всех руки были черные, но кончики пальцев - розовыми, чистенькими от постоянного обсасывания.

При отъезде нам дали две сетки винограда различных сортов. Это был единственный «подарок», который я получил за все время руководства аспирантами. В номере мы разложили виноград по всему столу и до самого отъезда ели его, угощая гостиничных работников.

Будучи в Самарканде, мы обратили внимание на то, что Ибрагим что-то плохо себя чувствовал. Он страдал сердечной недостаточностью. Через несколько лет после успешной защиты им кандидатской диссертации Шайманов ушел из жизни. Мне прислали фотокопию некролога и его портрет. Впоследствии я узнал, что его именем назвали школу, в которой он учился.

В начале 70-х годов я занялся новой научной тематикой - атомно-абсорбционной спектроскопией.

Используя преимущества этого метода, я в конце 60-х годов выдвинул идею измерения упругости паров металлов при различных температурах. Этой идее предшествовала работа, выполненная мною совместно с В.Разумовым, по определению абсолютной концентрации атомов ртути в воздухе. В.Разумов создал миниатюрный атомно-абсорбционный прибор, а я рассчитал теоретически зависимость атомно-абсорбционного сигнала от абсолютной концентрации атомов ртути с учетом влияния сверхтонкой структуры, температуры, силы осциллятора и других характеристик спектральной линии ртути и условий эксперимента. Наша работа была опубликована в 1969 году в журнале «Прикладная спектроскопия». Опираясь на данную методику расчета, мы решили развить ее применительно к проблеме определения упругости паров металлов. Эту задачу я предложил моей новой аспирантке О.Мурадовой. Благо ее муж, бывший мой дипломник, прекрасный экспериментатор В.Г.Мурадов, согласился помочь своей жене в организации экспериментальной установки. Позднее Виталий Григорьевич включился в эту проблему целиком, написал две брошюры и представил даже докторскую диссертацию. К сожалению, она не была принята к защите (против нее резко выступал известный специалист в области атомной абсорбции Б.В.Львов), и Виталий отступил.

В развитии расчетных методов мы совместно с Г.Г.Ильиным рассчитали атомно-флуоресцентный сигнал в атомно-флуоресцентном методе. Большая работа была опубликована нами в журнале «Оптика и спектроскопия».

В начале семидесятых годов я предложил новый электродуговой атомизатор и получил на это авторское свидетельство. Исследованиям этого атомизатора посвящен ряд диссертаций моих аспирантов. Валерий Павлович Иванов занимался реализацией технической стороны проблемы; он создал спектрометр с электродуговым атомизатором (с дугой переменного тока), ему принадлежит разработка и изготовление электронной системы регистрации слабого атомно-абсорбционного сигнала на фоне сильных помех самой дуги. Впоследствии Иванов возглавил научно-исследовательский институт расходометрии (НИИР), где выполнялись данные исследования. Мой старший сын, Иосиф, выступавший как соискатель, исследовал физическую картину в электродуговом атомизаторе. Он впервые обнаружил «эффект уплотнения», когда плотность атомов от «вспышки» к паузе дуги переменного тока не уменьшается, а напротив, возрастает, и объяснил этот эффект. Он предложил детальную зависимость абсорбционного сигнала от полного числа атомов вдоль просвечивающего луча. Другой мой аспирант, Владимир Тимофеевич Иванов, исследовал аналитические возможности атомизатора применительно к анализу нефти и нефтепродуктов, а Виктор Рыжов посвятил свою диссертацию исследованиям атомизатора применительно к анализу твердых электродов.

Все четыре исследователя: Валерий Иванов, Владимир Иванов, Иосиф Фишман и Виктор Рыжов, каждый в своей области, проявили высокий уровень понимания своих задач, огромную трудоспособность.

Валерий Иванов сконструировал и изготовил классный дуговой атомно-абсорбционный спектрометр ДААС. Главным предметом моего восхищения была электронная система фильтрации сигнала.

Иосиф удивил меня своей экспериментальной хваткой. Самым интересным в его эксперименте было применение шлейфового осциллографа с высокочастотной модуляцией для прослеживания абсорбционного сигнала в различных фазах горения дуги переменного тока, а также интерпретация результатов. Его диссертация, на мой взгляд, одна из лучших, которые были у моих аспирантов.

Владимир Иванов, химик, очень квалифицировано использовал электродуговой атомизатор для анализа нефти, битумов и нефтепродуктов. К тому же он очень корректный и милый человек.

Виктор Рыжов тоже весьма приятный человек, хороший экспериментатор, изучил случай анализа металлических образцов. Он до сих пор не изменяет своей специальности и продолжает работать в области атомно-абсорбционной спектроскопии.

Тем временем по основной научной тематике (спектроскопия оптически плотной плазмы) работа продолжалась. К этой тематике я привлек ряд весьма талантливых аспирантов.

Володя Протасевич исследовал форму самообращенных спектральных линий и вопросы диагностики плазмы. Это был трудолюбивый аспирант, впоследствии перешедший на работу в ГИПО, где занялся голографией. Мы с женой были у него в гостях в Душанбе и познакомились там с его семьей. В Душанбе он работал ассистентом в местном университете, но вынужден был уйти, поскольку, по его словам, не смог терпеть произвола местных властей. Так например, его принуждали ставить положительные оценки студентам коренной национальности при полном незнании предмета. Как он говорил, местному чиновнику совершенно безразлично, кем работать: директором бани или президентом Академии наук - наденет светлый костюм, возьмет в руки огромный портфель - и пошел на «работу». Володя не смог терпеть эти порядки и ушел в аспирантуру, в Казань.

К сожалению, именно в Душанбе моя жена заболела астмой. Вероятно, когда мы приземлились, сильный холодный ветер на аэродроме прохватил ее. Многие годы она болела астмой, которая только недавно несколько отступила.

Валерий Дюков, внук знаменитого казанского астронома, поступил в аспирантуру в конце шестидесятых годов и занялся исследованиями ионного уширения и его влияния на асимметрию линий. Это был очень скромный человек, весьма трудолюбивый. После защиты диссертации Дюков переехал на постоянную работу в Йошкар-Олу и одно время занимал должность заведующего кафедрой физики политехнического института. Он неизменно поздравляет меня с праздниками, никогда не забывает поздравить в мой день рождения.

Вячеслав Тарасов, тоже выпускник нашей кафедры, в основном проводил исследования спектров поглощения оптически плотной плазмы. Это степенный, весьма толковый человек. После окончания аспирантуры Тарасов остался в Казани и занял высокую должность заведующего лабораторией НИИ.

По просьбе Шайманова, я принял к себе в аспирантуру выпускника Самаркандского университета Эшмурзу Нурматова. Ему я установил тематику: определение температуры по самообращенным линиям. Как и Шайманов, он был исполнительным и довольно инициативным аспирантом. Так, помнится, он организовал расчеты на ЭВМ, очаровывая девушек из мехмата, которые моментально все ему рассчитывали.

С приходом в аспирантуру «третьего» Иванова, Вячеслава Николаевича, на кафедре открылось новое научное направление - методы обработки экспериментальной информации, решение некорректных обратных задач. Правда, Иванов только вскользь упомянул метод статистической регуляризации, который взял верх в нашей дальнейшей работе. Однако это было толчком к решению данной проблемы. Сам Иванов долго искал и перепробовал различные методы обработки информации. Это был очень сильный студент, который мог самостоятельно ставить и решать задачи. Я сыграл некоторую роль в его личной судьбе. Случилось так, что новый ректор Омского государственного университета приехал в Казань для того, чтобы я дал ему положительный отзыв на его диссертационную работу. Я воспользовался случаем и предложил ему на должность доцента В.Иванова, который как раз в это время заканчивал аспирантуру. Моя просьба была тут же удовлетворена, и Иванову была обещана должность и квартира. Более того, он обещал устроить также и жену Иванова (его сокурсницу), которая заканчивала университет в этом же году. До сих пор они проживают в Омске, имеют двоих детей.

Сильный толчок развитию на нашей кафедре метода статистической регуляризации (МСР) дал новый аспирант Мякзюм Халимуллович Салахов, который связал этот метод с нашими традиционными исследованиями плазмы. Он выполнил большую вычислительную работу, используя новые модели плазмы и МСР.

Салахов приехал из Ульяновска, после окончания с золотой медалью известной в Ульяновске школы номер 1 - школы, знаменитой тем, что в ней учился Володя Ульянов. В Казани он попал в поле зрения моей жены, которая приняла близко к сердцу судьбу молодой пары, Миши (как мы его звали) и его жены - Изилии. Моя жена помогла им с квартирой, с устройством их быта, следила из года в год за их здоровьем. С тех пор Миша и Изиля стали близки нашей семье и ежегодно в памятные дни не забывают нас поздравлять. Цилю Иосифовну они считают своей второй матерью.

Когда Салахов закончил работу над своей диссертацией, мы решили доложить ее в Новосибирске известному специалисту Николаю Григорьевичу Преображенскому. На семинаре с докладом выступил Салахов, а в прениях выступил я с «разъяснением» моих представлений об этом методе. Для меня это было большим откровением, и я решил сделать метод доступным рядовым экспериментаторам. Я написал брошюру «Метод статистической регуляризации и его применение в спектроскопии». По отзывам сотрудников кафедры, для некоторых из них она стала настольной книгой. Указанная брошюра дала толчок к созданию ряда других брошюр, целью которых было разъяснение других сложных вопросов общего курса оптики и спектроскопии. Так были написаны брошюры «Частичная когерентность», «Физические основы голографии». Все три брошюры были опубликованы в издательстве Казанского университета и пользовались особым успехом у слушателей факультета повышения квалификации, организованного при физическом факультете, где я из года в год читал лекции.

Ко мне в аспирантуру поступил Ренат Гайнутдинов, теоретик. Откровенно говоря, тематика, которая его интересовала, была далека от нашей. Я пытался разобраться в его проблемах, несколько раз устраивались семинары. Но, к сожалению ни я, ни другие слушатели нашей кафедры понять что-либо не могли. То ли мы были очень далеки от его проблем, то ли он не обладал способностью доходчиво излагать действительно сложный вопрос, но сущность работы до нас так и не дошла. Тем не менее, я согласился хотя бы формально взять на себя руководство этим аспирантом. Сказалась интуитивная уверенность в уникальных способностях этого очень сильного студента. Я чувствовал себя обязанным поддержать его, несмотря на то, что в жизни он был весьма неотесан, груб, и многие меня отговаривали от этого шага. Он был организатором и руководителем команды регби университета. Само занятие регби предполагало умение сильнее толкнуть, нагрубить, и это ему хорошо удавалось. Я посетил несколько его тренировок и убедился, что как регбист Ренат непревзойден. Весь его внешний вид - густые черные брови, нависшие над глазами, страшный рев во время игры - все должно было наводить ужас на противников, и в этом он был неотразим. Таким же напористым он был и в научных дискуссиях. Поддержка Рената у меня переросла в какую-то навязчивую страсть. Он не сразу пришел к своей идее квантово-механической интерпретации многозарядных ионов. Вначале его интересовали дисперсионные отношения, и с этой идеей мы с ним поехали в Ленинград. Я решил, что смогу ему помочь в организации обсуждения проблемы среди Ленинградских специалистов. Эта поездка мне запомнилась, поскольку я был нездоров и страдал от аденомы. К сожалению, то небольшое число специалистов, с которыми Ренату удалось встретиться, принимали его работу без особого восторга.

Но Ренат не дрогнул. Приехав в Казань, он весьма круто повернул свои исследования и написал работу «Подход к нерелятивистской теории рассеяния, основанной на принципе причинности, суперпозиции и унитарности». Здесь я оказал ему существенную помощь в ее опубликовании в ведущем журнале «Ядерная физика». Дело в том, что ученым секретарем журнала была моя сокурсница Олеся. Когда я учился в Ленинградском университете, я влюбился в эту девушку, но не ухаживал за ней. За ней ухаживал мой друг Алперс Савва, о котором я уже писал. Однако мое отношение к Олесе не прошло незамеченным ею. И между нами установились, с молчаливого согласия обоих, определенные, только нам понятные отношения. Когда я был в Москве, то позвонил Олесе, и мы с ней встретились. Она оказала большую помощь Ренату в благоприятном и быстром опубликовании его работы. На этом его неудачи закончились, и с этого момента Ренат начал быстро продвигаться вперед, вскоре защитил свою кандидатскую диссертацию, а через 10 лет и докторскую.

Примерно в это же время аспирантуру проходил Альберт Гильмутдинов. Это был очень сильный студент. Еще на третьем курсе мы его командировали в г. Свердловск с докладом на Всесоюзную студенческую конференцию, и он приехал с регалиями победителя. Он прекрасно владел математическим языком и влил новую струю в нашу интерпретацию физических процессов в дуге переменного тока, используя дифференциальные уравнения математической физики. С этих же позиций он интерпретировал и процессы переноса атомов в электротермических атомизаторах. Я высоко ценил его способности и сумел обратить на него внимание ведущего специалиста в этой области Бориса Владимировича Львова. Впоследствии они наладили хорошие контакты, и Альберт стал известной фигурой в области атомной абсорбции. Я всегда относился к нему с любовью, и он меня не забывает. Он не забывает поздравлять меня в знаменательные даты, а в день моего шестидесятилетия он, вместе с Зиминым опубликовал в местной газете заметку под заглавием «Грани таланта», которая начинается словами: «Это удивительный человек...»

Я гордился всеми тремя аспирантами: Салаховым, Гайнутдиновым и Гильмутдиновым - представителями татарской национальности, которые убедили меня в талантливости этого народа.

В начале своей педагогической работы в университете, по просьбе зав. кафедрой Леонида Попова, я начал читать наряду с «Атомной спектроскопией» новый курс «Молекулярная спектроскопия». Это был для меня очень трудный курс. Не было ни одного учебника на русском языке. Я пользовался тремя обзорными статьями Рабиновича в «Успехах физических наук». И все же мне удалось лет пять читать этот спецкурс на физическом факультете. С тех пор область молекулярной спектроскопии стала для меня более или менее знакомой, и, когда меня попросил Виктор Халтурин принять его в аспирантуру по молекулярной тематике «Расшифровка фторуглеродных соединений», я дал согласие. Виктор был выпускником нашего университета. Он уехал работать в Пермь на закрытый химический завод, специализирующийся на получении различных фторуглеродных соединений. Он создал установку для получения фторуглеродных соединений плазменным методом. В зависимости от температуры той или иной зоны плазменной струи в разных местах факела образуются те или иные соединения, по спектру которых необходимо было их идентифицировать. Уже после защиты Халтуриным диссертации мы с ним совместно с Б.П.Халеппом опубликовали в "Журнале аналитической химии» большую работу по спектрам фторуглеродных соединений.

Еще одно направление выкристаллизовалось у нас в связи с нашей хоздоговорной тематикой. Работа проводилась с КМЗ «Союз», который помещался на территории завода N16. У меня там остались старые связи, благодаря которым я смог найти контакты с руководством. Я стал знакомиться с новой для меня лазерной тематикой. Начал с того, что прочитал им лекцию «о физических принципах лазеров». Впоследствии, этой тематикой мне удалось «подкармливать» почти всех сотрудников кафедры на протяжении 15 лет.

По лазерной тематике я принял в аспирантуру двух талантливых ребят В.Антипова и О.Бадрутдинова. Первый оказался неиссякаемым источником идей, главным образом по лазерной спектроскопии. Как из рога изобилия, сыпались идеи, которые он тут же оформлял в виде изобретений. Олег Бадрутдинов был, как впрочем и Антипов, прекрасным прибористом, построил целую сеть первоклассных приборов по диагностике лазерных генераторов большой мощности. Мне бесконечно жалко, что большой труд нашего очень большого и весьма квалифицированного коллектива инженеров и теоретиков оказался в последующие перестроечные годы невостребованным из-за общего обвала всей хозяйственной жизни страны.

Иван Дмитриевич Грачев, впоследствии ставший депутатом Государственной думы, депутатом Верховного Совета Татарстана, известным теперь политическим деятелем, поступил ко мне в аспирантуру в начале восьмидесятых годов. Выпускник нашей кафедры, очень тихий, очень скромный, он на первых порах ничем особенно не выделялся. Однако первое впечатление было весьма обманчиво. Он оказался очень сильным математиком, и ему под силу была поставленная перед ним сложная проблема применения метода статистической регуляризации для решения многомерных задач. Монография, опубликованная им в соавторстве со мной и Салаховым, вышла в издательстве Казанского университета в 1986 году.

Его переход в политику в значительной мере был обусловлен, по моему мнению, бесперспективностью тех проблем, которыми он занимался в своем институте. Он увлекся политикой и экономикой и, как блестящий математик со спокойным аналитическим умом, весьма преуспел в этом. В настоящее время, я слышал, он готовит докторскую диссертацию по экономике в пику своим оппонентам, утверждавшим примерно следующее: куда лезешь в экономику, когда ты специалист по физмату? Он, написав докторскую диссертацию по экономике, наверняка сможет доказать, что как экономист вполне профессионален.

Я не упоминаю всех моих аспирантов. Их было 24 человека. Последний и, безусловно, самый для меня близкий по научной тематике, как и Салахов, как и Ильин - Женя Сарандаев.

Еще работая на заводе в области спектрального анализа, я хорошо запомнил спектры металлов и обладал, вообще в некотором смысле уникальной, способностью быстро, без оглядки расшифровывать спектры различных металлов и сплавов, оценивать концентрации элементов (в определенных пределах) в пробе и называть марку по спектру исследуемого образца. Как по фотографии, я читал химсостав почти безошибочно. Это свое умение я передал и Сарандаеву. Несколько лет мы с ним занимались впоследствии идентификацией спектров, и это нас даже поддерживало материально.

Женя был блестящим экспериментатором. Идя по следам еще одного очень сильного экспериментатора Петра Семина (не закончившего аспирантуру), он создал оригинальную установку по исследованию плазмы. Ее описание опубликовано у нас и за границей.

Научные проблемы, которые занимали нас ранее, остались актуальными и теперь. С моими учениками - коллегами мы продолжаем работать и по сей день.

В заключение привожу список аспирантов, защитивших диссертации под моим научным руководством.

Из моих аспирантов докторские диссертации защитили трое:

Назад – К содержанию – Далее